Смотреть больше слов в «Энциклопедии социологии»
(р. 1929) американский социолог, основатель и признанный лидер направления, получившего название *коммунитаризм* . Э. родился в Германии (Кёльн), получил образование в Израиле. Именно тогда Э. был вдохновлен философскими идеями М. Бубера, которые пронес через всю свою жизнь и положил в основу своей социальной теории, концептуальные координаты которой находятся на пересечении социологи, этики и социальной философии. Покинув Израиль и переехав в США, Э. уже в 1958 защищает диссертацию по социологии в Калифорнийском Университете (Беркли). С 1958 по 1978 Э. работает на факультете социологии Колумбийского Университета, пройдя путь от инструктора до профессора и декана факультета. В это время Э. опубликует более десятка книг, среди которых следует отметить его первые работы по социологии организаций *Сравнительный анализ сложных организаций* (1961) и *Современные организации* (1964); социологический анализ проблем войны и мира в книгах *Тяжкий путь к миру: новая стратегия* (1962), *Победа без войны* (1964); исследования процессов социальной динамики *Исследования по социальному изменению* (1966), *Генетическое местоположение* (1973), *Социальные проблемы* (1976) и др. Пристальное внимание к актуальной социополитической проблематике сохранится и в последующих работах Э. Именно оригинальная социология политики позволила Э. стать одним из самых влиятельных политических экспертов в США (в начале 1980-х он уже входил в число 30 ведущих специалистов, внесших наибольший вклад в процесс принятия политических решений). Неслучайно Э. несколько лет проработал старшим советником в Белом Доме. В 1980-1990-х Э. активно выступает в национальных деловых и общественно-политических изданиях *The New York Times*, *The Washington Post*, *USA Today* and *The Wall Street Journal* (Э. опубликовал более четырехсот статей в научных изданиях и прессе). Конец 1980-х ознаменовался для элитного ученого продолжением карьеры в Школе Бизнеса Гарвардского Университета. Э. некоторое время возглавлял Американскую Социологическую Ассоциацию (1994-1995). С 1980 по настоящее время Э. является исторически первым и ныне одним из четырех *university professors* Университета Джорджа Вашингтона (Вашингтон). В теоретической социологии 1980-1990-х имя Э. неразрывно связано с социоэкономическим подходом и коммунитаризмом, которые детально рассматриваются в целом ряде широко известных книг Э.: *Ответственное общество* (1991); *Моральные измерения: к новой экономике* (1988); *Дух общности: Права, ответственность и повестка дня коммунитаризма* (1993); *Новое золотое правило: сообщества и мораль в демократическом обществе *(1996); *Пределы приватности* (1999); *Монохромное общество* (2001); *Будущее: Дорога к хорошему обществу* (2001) и др. Коммунитарная сеть (Communitarian Network, базируется в Вашингтоне), лидером которой является Э., издает влиятельный журнал *The Responsive Community*, ставший локомотивом коммунитаризма. Эволюцию идей Э. можно наглядно проследить на уровне терминологии. В конце 1960-х он говорит об *активном обществе*, подчеркивая значение социального самоопределения в выборе вектора социальной динамики и отдавая должное неотвратимым факторам перемен (технология). 1970-1980-е стали временем трудного анализа проблем и ценностной составляющей социальных изменений в таких терминах, как *моральное измерение*, *коррупция*, *новая экономика*, *социоэкономика*. В 1990-х Э. развивает эти идеи и формулирует ключевые понятия уже в ином языке. Он детально разрабатывает понятия *ответственное общество*, *хорошее общество*, *баланс прав и обязанностей*, *дух сообщества*, *монохромное общество*, *новое золотое правило*. Ключевым становится понятие *хорошее общество* (*good society*). Новый язык язык коммунитаризма находит применение не только в теории, но и в социальной и политической практике. В контексте теоретической эволюции идей Э. его поздние работы принципиально отличаются от более ранних очевидной нормативной установкой и отходом от ценностно нейтральной описательной социологии. Более того, пытаясь концептуально выделить свою трактовку ценностей, Э. использует понятие *добродетель* (*virtues*). В отличие от ценностей, *добродетели* заряжены только позитивным социальным содержанием, которое Э. вкладывает в понятие *хорошее общество*. У нацистов были *ценности*, но у них не было *добродетелей*. По этой же линии различения проходит демаркация описательной и нормативной теории общества. При этом Э. обычно ссылается на то обстоятельство, что его теория есть развитие веберианства в том ключевом понимании наследия М. Вебера , в котором центральное место отводится этическим основаниям общественной жизни (М. Вебер и его *Протестантская этика и дух капитализма*). Как социолог Э. начинал с исследований в рамках социологии организаций. В его первой большой книге *Сравнительный анализ сложных организаций* (1961) Э. также продолжает веберианскую традицию анализа бюрократий как социального явления, специфического для эпохи модерна . Главный объект анализа механизмы власти в организационных структурах. Власть рассматривается в позитивном залоге: а) как средство достижения поставленных целей и б) как мобилизация персонала для участия в организационном процессе. Именно поэтому анализ властных отношений играет ключевую роль в социологическом прочтении структуры и динамики организаций. Для Э. власть в организации (обычно власть элиты, менеджмента) предполагает вовлечение сотрудников более низкого уровня, которые так или иначе подчиняют свои предпочтения нуждам организации. Таким образом, формируется система послушания (complience), и основная идея сравнительной теории организаций Э. заключается в том, что эффективность организационной структуры зависит от типа послушания. Чтобы определить тип послушания, Э. предлагает классификацию власти и способов вовлечения подчиненных. Власть может быть принудительной (предполагает физическое насилие), заинтересовывающей (основана на материальных стимулах) и нормативной (основана на возможности лишения символических благ престижа, оценки, любви). В свою очередь, вовлечение персонала, по Э., можно аналитически подразделить на отчужденное (доминирует негативная установка, типично для тюрем и лагерей), расчетливое (позитивная или негативная установки обычно слабые, преобладает личный корыстный интерес) и моральное (сильная позитивная установка, пример церковь). Послушание конгруэнтно, если власть и вовлечение находятся в следующем соотношении: принудительная власть отчужденное вовлечение (принудительное послушание); заинтересовывающая власть расчетливое послушание (утилитарное послушание); нормативная власть моральное вовлечение (нормативное послушание). Остальные сочетания власти и вовлечения являются вариациями неконгруэнтного послушания. Основная гипотеза Э. определяет условия эффективности организаций: организации, имеющие конгруэнтный тип послушания более эффективны, чем организации с неконгруэнтными типом. Показательно, что, отдавая должное каждому конгруэнтному типу послушания, сам Э. имплицитно исходит из того, что нормативный тип наиболее человечески и социально адекватен, поскольку предполагает отношение к людям как к цели, как к субъектам, а не как *объективным* средствам достижения цели организации. Этот *нормативный* момент в теории организаций подкрепляется понятием о социальном нормативном послушании, которое относится к неформальным отношениям в первичных группах коллег по работе. В дальнейшем Э. переходит от анализа организаций к более широкому контексту социального действия и социальных изменений (*социетальных трансформаций*). При этом все более усиливается акцент на том, что в теории организаций рассматривалось как нормативное послушание. В концепции *активного общества* (*active society*) Э. уже ясно и отчетливо становится на позиции нормативной социальной теории: *активное общество* не может основываться на принуждении или утилитарных мотивах. Действие всегда на одной линии с моральными ценностями. Социальная активность означает действенное следование моральным идеалам, предполагает прислушивание к голосу морали (*moral voice*), его продолжение в моральном диалоге и утверждение как культурного блага. *Голос морали* может быть внутренним, индивидуальным (как голос совести), либо внешним, коммунальным голосом других людей, с которыми вместе я принадлежу к данному сообществу. Таким образом, мораль несводима к индивидуальному выбору и политическому контролю это существенно коммунитарный феномен. Одновременно Э. все более усиливает критическую составляющую своей теории. Книга *Коррупция: Новая атака на американскую демократию* (1984) содержит последовательную социологическую критику мутации американской демократии в формальное безответственное голосование, плохо закамуфлированную покупку голосов группами интересов, финансирующих избирательные компании; распределение политического влияния между крупными корпоративными агентами и в конечном итоге олигархизацию демократических институтов. В книге *Моральные измерения: К новой экономике* представлена теоретическая критика неоклассической экономической парадигмы: моральный элемент общественной жизни не может быть просто проигнорирован или редуцирован до индивидуального интереса / потребности / удовольствия потребителя. Любое действие аффирмативно оно содержит утверждение (affirmation) определенного морального требования и непременно приносит моральное (не)удовлетворение в результате. Будучи моральным, действие заряжает активность аффективно. Даже в потребительском выборе логические и эмпирические аспекты вторичны по отношению к моральному основанию выбора, которое всегда первично. Э. приходит к заключению, что рыночная самоорганизация и конкуренция не являются достаточным основанием социального порядка в целом. Более того, рыночные структуры могут быть достаточны эффективными только будучи помещенными в более широкую структуру (*капсулу*) социетального порядка, в которой, в частности, государство играет важную регулирующую роль, наряду с моральными и социальными институтами. Именно эти идеи несколько позднее станут основой социоэкономической парадигмы, которая сегодня составляет все более серьезную конкуренцию неолиберализму. В частности, в поздних работах Э. (*Монохромное общество*) обсуждаются аргументы в пользу постиндустриальной экономики, базирующейся на знании, как более адекватной модели для существенного экономического усиления фундамента социальной справедливости. Социоэкономический подход исходит из видения исторической перспективы, в которой современность заканчивает свой цикл и в некотором смысле обращает историю в прошлое, вопрошая о ценностях и устоях традиционализма. Модерная либерализация проходит фазу своей исчерпанности и обращается к преимуществам традиционного культивирования порядка: порядок должен быть органично интегрирован в достигнутый уровень реализации прав и свобод эпохи модерна. Новое *золотое правило* должно гласить: относись к моральному порядку общества так же, как ты хотел бы, чтобы общество относилось к твоей автономии (одна из самых известных книг Э. так и называется *Новое золотое правило: сообщества и мораль в демократическом обществе*). Новый универсальный принцип (*золотое правило*) есть принцип создания принципиально новой модели социальной организации, которую Э. определяет как *хорошее общество*. Оно определяется фундаментальными отношениями *Я Ты* (термин М. Бубера), с их обоюдностью и исключением волюнтаризма. Эти отношения кристаллизуются в моральных связях членов *хорошего общества* и передачей моральных ценностей от поколения к поколению. Именно такой механизм социальной связи фундирует *хорошее общество*. Социальные структуры западных обществ исторически пришли к осознанию перспективы *хорошего общества* в терминах порядка. Однако историческая ситуация других обществ (например, Китая) требует формулировки перспективы *хорошего общества* в терминах *прав и свобод*, подразумевая, безусловно, баланс между исторически преобладающим порядком и расширением спектра свобод. Или, например, приводя данные всероссийских опросов (за 1996: 77% опрошенных предпочитают усиление порядка, 9% расширение свобод), Э. показывает, что для исторической ситуации современной России порядок важнее свободы, превратившейся в анархическое бедствие. Э. описывает *хорошее общество* как трехсекторную модель, в которой ключевую роль играет баланс между государством, рынком и сообществами (*третьим сектором*). Баланс предполагает широкий спектр партнерских отношений, в которых исключена редукция роли одного из агентов к обслуживанию роли другого. Государство и рынок выполняют задачи инструментального характера, тогда как сообщества отвечают за моральный порядок. Э. настаивает, что эта модель основана на принципах функциональной теории общества, с единственной оговоркой: универсальность социальных потребностей исторически предполагает различные институциональные *ответы* (в терминологии Малиновского ) для удовлетворения потребностей. С этих позиций концепт гражданского общества оказывается очень узким. От Токвиля до Р. Патнема гражданское общество предстает как фабрика добровольных ассоциаций, защищающая граждан, относящихся друг к другу только как граждане, от произвола государства. Это крайне упрощенное и редуктивное видение социальных отношений, упускающее из виду общество как таковое. Коммунитаристская идея сообщества строится на морали, на понимании сложных взаимодополняющих отношений государства, рынка и сообществ. Не исключено, по Э., что мы не достигнем осуществления моральной солидарности в ее полноте, но не менее важно то, что мы будем сознательно к ней идти. В *хорошем обществе* следование индивидуальному интересу как абсолюту губительно для рынка, политики и общественной жизни. Э. говорит об особой важности открытого выражения моральных требований, включая их дискуссионность. Это шаг на пути понимания не только нашего правового, но и морального равенства. В *хорошем обществе* ответственность толкуется не в терминах закона, а в терминах оправдания ожиданий сообщества. Когда закон тотально покрывает поле ответственности это гигантский социальный кризис. Поэтому должно быть ясное распределение ответственности и четкая институциональная дифференциация: то, что призвана обеспечивать семья, не должно делать правительство или образование. Национальные власти не должны решать задачи местных властей. Вмешательство правительства необходимо только там, где другие институты не справляются. Э. подчеркивает, что в *хорошем обществе* нужно творчески экспериментировать с вариантами партнерства секторов в образовании, здравоохранении, социальных сервисах. На практике баланс между правами и ответственностью, группами и индивидами, рынком и гражданским обществом может быть достигнут только в конкретном историческом контексте в этом месте и в это время. Рассматривая перспективы американского общества как *хорошего общества*, Э. считает необходимым ответить на ряд ключевых вопросов: не стремясь полагаться на рынок и государство, что мы можем сделать как члены сообществ, семей, добровольных ассоциаций? Как мы можем определиться с ценностями, избежать морального анархизма и детерминизма одновременно? Как декриминализировать и очистить политику, создать надежные доверительные правила игры? Как нам осознавать наше разнообразие, его издержки и сохраниться как нация? Какую роль в хорошем обществе играет государство и насколько приемлемо его вмешательство/невмешательство? Как совместить экономический рост с социальным развитием и не впасть в редукцию социального к обслуживанию рынка? Следует ли американцам и далее наращивать зажиточность и благосостояние, или направить энергию на более важные цели? С позиций коммунитаризма, социальное многообразие США является действительным источником моральных ресурсов в ситуации, когда общество де-нормализуется, индивидуализируется, растаскивается макроинтересами. Голос морали взывает к ответственности сообщества перед абсолютно всеми его членами и их человеческими потребностями. При этом ответственность должна соответствовать критериям недескриминации и всеобщности, которые имеют ясную формулировку, но одновременно достаточно обобщены, чтобы охватывать весь спектр легитимных потребностей и ценностей без присвоения приоритетов. Э. считает, что ценности всех американцев несомненно включают уважение достоинства каждого, убежденность в том, что толерантность добродетельна, дискриминация нет; что мирное разрешение конфликтов выше насилия; что говорить правду морально выше, чем лгать; что демократия морально выше авторитаризма и тоталитаризма; что каждый должен получать заработанные деньги; что самому сберегать для себя и для страны лучше, чем полагаться на сбережения других. Э. остро критикует возбуждение политиков и теоретиков по поводу стремительного изменения расового состава населения США. Тот факт, что в Америке 21 в. различные этнические группы по общему количеству будут превосходить белое население, абсолютно не означает радикальное изменение политического и культурного ландшафта страны. Э. считает такую постановку вопроса расизмом. На обширном социологическом материале он доказывает, что и сегодня и белое большинство, и этнические группы считают себя нацией с общими ценностями вне зависимости от расы. Тип пигментации кожи не определяет американское общество. Его этническое разнообразие тяготеет к моральному единству нации, в котором Э. видит предпосылки движения к *хорошему обществу* в США. На политическом уровне американцам необходимо восстановить публичную жизнь (согласно данным национальных опросов, 2/3 граждан США считают себя выключенными из публичной жизни). Проблема в том, что политики свели публичную активность к покупке внимания, доступа к власти влиятельных групп интересов, все более редуцируя равенство политических ролей к плутократической формуле *1 доллар = 1 голос*. Поэтому в Америке сегодня нужно свести роль частных денег в политическом участии к минимуму настолько, насколько это возможно (как вариант, было бы вполне оправдано получение кандидатами значительной финансовой поддержки государства). Без таких мер невозможно возрождение реальной публичной политической ответственности. Другая острейшая проблема, согласно Э., ограничение приватного (privacy) или необходимость регулирования вмешательства в частную жизнь ( *Пределы приватности*). Эта сфера считается священной в западном мире. Но с точки зрения интересов сообществ, возводить приватное в абсолют чревато неприятными последствиями. Э. задает своим студентам и читателям вопросы, иллюстрирующие эту сторону проблемы: если вы собираетесь нанять сиделку престарелым родителям, хотели бы вы знать, имеют ли потенциальные кандидаты криминальное прошлое? Если в вашем квартале недавно поселился молодой человек, с которым стала дружить ваша дочь, не станет ли вас волновать его прошлое? Комментируя ответы, Э. приводит данные опросов: 12-14% социальных работников (в том числе, сиделки) имели проблемы с законом и, в частности, по поводу издевательства над престарелыми. Распространение подобных сведений о каждом из них вмешательство в частную жизнь, но неинформированность увеличивает опасность для сообщества. Аналогичным образом, свобода слова не распространяется на ложную тревогу: *Пожар! Пожар!* в переполненном концертном зале. Э. предлагает некоторую формулу баланса между неприкосновенностью частной жизни и соблюдением общественных интересов: такие общие блага (common goods) как безопасность и здоровье общества должны быть приоритетными. Ее применение только усилит гарантии для частной сферы, поскольку действительная угроза частной жизни исходит не со стороны интересов общего блага, а со стороны частных же интересов корпораций и коррумпированной власти, использующих информацию приватного характера исключительно в целях максимизации прибыли. Как и другие проблемы баланса между правами и обязанностями, проблема ограничения частной жизни должна решаться в данной конкретной ситуации данного конкретного общества. Исходя из этого, Э. предлагает ряд критериев, соответствие которым может служить основанием ограничения privacy ( *приватности*). Для *хорошего общества* такими критериями являются: 1) достаточно полно документированный вред, нанесенный (реально, не гипотетически) общему благу; 2) данный вред сначала должен быть оценен с точки зрения возможностей не ограничения privacy; 3) если ограничения privacy необходимы, они должны быть осуществлены в минимально возможной степени; 4) приоритетными являются такие способы ограничения privacy, которые направлены на предотвращение нежелательных побочных последствий. В книге *Пределы приватности* Э. детально анализирует различные прецеденты из области экономики и политической практики с точки зрения перспектив решения актуальных проблем на основе предложенных критериев. По масштабу теоретических разработок и уровню политического влияния Э., безусловно, принадлежит к числу крупнейших социальных теоретиков конца 20 начала 21 в. наряду с З. Бауманом , Ю.Хабермасом , Э. Гидденсом , П. Бурдье . Д.В. Галкин... смотреть
1929) — американский социолог, политолог, последователь М. Вебера, один из авторов концепции постиндустриального информационного общества. В центре научных интересов — теория организаций и теория социальных изменений. Основные работы: «Политическое объединение. Сравнительное исследование лидеров и сил» (1964), «Исследование социальных перемен» (1966), «Новое золотое правило» (1996).... смотреть
р. 1929) - американский социолог, президент Американской социологической ассоциации, последователь М. Вебера, разработчик системного подхода к социальному менеджменту. Окончил Еврейский университет в Иерусалиме и университет Беркли в США. После этого преподавал в Колумбийском университете, а с 1980 г. - профессор Университета им. Д. Вашингтона в Вашингтоне. В работе «Сравнительный анализ сложных организаций» Эт- циони разрабатывает типологию механизмов социального контроля, близкую по характеру к концепции символических посредников у Парсонса. Согласно Этциони, любая организация может быть проанализирована с точки зрения соотношения применяемых в ней принудительных, утилитарных и социально-нормативных образцов и способов социального регулирования. В своем главном труде «Активное общество: теория социальных и политических процессов» Этциони выступает в качестве социального проектанта, стремящегося создать такую схему общественного устройства, в которой наилучшим образом реализовались бы общечеловеческие ценности. Ключевыми понятиями здесь выступают респонсивность (т.е. чувствительность правящих верхов к нуждам членов общества, занимающих нижние ступени социальной иерархии) и аутентичность (или подлинность самих человеческих потребностей, которые, по Этциони, едины для всех людей независимо от их культурной принадлежности). Один из главных путей повышения активности современного индустриального общества Этциони усматривает в усилении централизованного контроля (в кибернетическом смысле) над функционированием системы, понимая под контролем, в отличие от Парсонса, не нормативное регулирование, а сложное взаимодействие власти и информации. В более поздних работах Этциони все большее внимание уделяет рассмотрению конкретных социальных проблем, и в частности созданию системы социальных индикаторов, позволяющих очерчивать и решать эти проблемы. Предложил системно-кибернетический подход к исследованию проблемы управления социальными организациями, разработал типологию механизмов социального контроля и систему соци- альных индикаторов для решения социальных проблем. Этциони пришел к выводу, что будущее США и других индустриальных стран определяется вовсе не развитием их экономики, а этическим и социальным обновлением. Он видит будущее в возрождении и развитии общин, X X I в. считает веком реиндустриализации. Эволюцию идей Этциони можно наглядно проследить на уровне терминологии. В конце 1960-х гг. он говорит об активном обществе, подчеркивая значение социального самоопределения в выборе вектора социальной динамики и отдавая должное неотвратимым факторам перемен (технологиям). Период с 1970 по 1980 г. стал временем трудного анализа проблем и ценностей, отражающих социальные изменения в таких терминах, как моральное измерение, коррупция, новая экономика, социоэкономика. В 1990-х гг. он развивает эти идеи и формулирует ключевые понятия уже по-иному. Детально разрабатывает понятия «ответственное общество», «хорошее общество», «баланс прав и обязанностей», «дух сообщества», «монохромное общество», «новое золотое правило». Ключевым становится понятие «хорошее общество». Новый язык - язык коммунитаризма - находит применение не только в теории, но и в социальной и политической практике. В контексте теоретической эволюции идей Этциони его поздние работы принципиально отличаются от более ранних очевидной нормативной установкой и отходом от ценностно-нейтральной описательной социологии. Более того, пытаясь концептуально выделить свою трактовку ценностей, он использует понятие «добродетель». В отличие от ценностей добродетели заряжены только позитивным социальным содержанием, которое Этциони вкладывает в понятие «хорошее общество». У нацистов были «ценности», но у них не было «добродетелей». По этой же линии различения проходит демаркация описательной и нормативной теорий общества. При этом Этциони обычно ссылается на то обстоятельство, что его теория есть развитие веберианства в том ключевом понимании наследия М. Вебера, в котором центральное место отводится этическим основаниям общественной жизни (М. Вебер и его «Протестантская этика и дух капитализма») [67]. ... смотреть